Не странно, и даже закономерно, что концепция недорогого и практичного автомобиля оказалась особенно близка Советской власти с самых первых шагов становления последней. Однако исторические обстоятельства не давали ей воплотится в реальность вплоть до 60-х годов нашего века.

Сначала Брест-Литовское соглашение отторгло от Советской России Прибалтику, а вместе с ней и перспективные заводы Руссобалта. Затем нелицеприятные и злые сочинения фельетониста М.Заборина (1892 – 1938 гг.), поддержанные общественным мнением, привели в состояние растерянности московское предприятие АМО, которое в 1930 году полностью переходит на выпуск грузовиков. И наконец в 1932 году окончательно увлекся авиацией и ушел из Автомобилепроектного Треста (АПТ) конструктор Ильюшин.

Только в конце 50-х годов в Москве вновь всерьез заговорили об автомобилях. Выпускавшиеся к тому времени «Москвичи», «Волги» и мотоколяски из города Энгельс жестко распределили между собой сегменты потребительского рынка, оставив при этом солидную нишу для истинно народной машины.

По счастливому стечению обстоятельств, примерно в то же время был заложен первый шлакоблок в фундамент нового автомобильного завода в городе Тольятти. Стало ясно: именно здесь должно родиться то, на чем до конца века, а то и дальше, суждено ездить советским людям. Однако существовавшее название предприятия — ТАЗ (Тольяттинский Автозавод) — не в полной мере устраивало областное руководство. По предложению Василия Дронова предприятие назвали Волжским Автозаводом (ВАЗ). Считается, что такое название было выбрано неспроста. Однако мотивы, которыми руководствовался Дронов, и по сей день понятны не до конца. Ведь одно только переименование тогдашнего Волжского Автозавода (выпускавшего в городе Горький автомобили «Волга») в Горьковский Автозавод обошлось Республиканскому бюджету в 6 миллионов рублей (!).

Еще более интересная история связана с происхождением названия самого автомобиля. Прошедший в феврале 1962 года внеочередной Пленум ЦК КПСС рекомендовал промышленникам уделить особое внимание подбору истинно народного названия для массовой отечественной легковушки. И вот уже летом того же года, по поручению Минлегпрома, отвечавшего тогда за осуществление всего проекта, Госкомстат СССР провел один из самых широкомасштабных в истории нашей страны социологических опросов. В ходе этой беспрецедентной акции было опрошено более 52,7 миллионов мужчин в возрасте от 19 до 72 лет. Результаты опроса, как принято говорить в таких случаях, превзошли все ожидания ученых. Подавляющее большинство респондентов выбрало из шести десятков предложенных географических названий одно или два наименования (!). И чаще всего среди них фигурировало слово Жигули. Объяснялось это достаточно прозаично: такое наименование было созвучно крайне популярному в народе сорту пива.

По воспоминаниям депутата Куйбышевского Горсовета, а в те годы — бригадира Вспомогательного Слесарного цеха ВАЗа, Бориса Подсосенко, «в Кремле, где Жигулевское пиво не пользовалось особой популярностью, только пожали плечами, но название решили оставить. Зато наши ребята были рады неимоверно. С таким названием, говорили в цеху, мы уж построим! Вообще народ у нас был ушлый. Любили звучные названия и фразы. Так мой участок называли не иначе, как «с бору по сосенке», а Наркома Орджоникидзе именовали «Камарджоникидзе».

1962 год — буквально за считанные годы окрестности Тольятти неузнаваемо изменились. На снимке: будущее здание Главного конвейера ВАЗа.

Тем временем были практически завершены работы по проектированию автомобиля. Вернее сказать — автомобилей. Дело в том, что количество готовых к производству моделей в конструкторском бюро АПТ к 1962 году уже далеко перевалило за две тысячи. Сравнив технические данные этих прототипов с лучшими зарубежными образцами, плановики АПТ пришли к выводу о том, что за основу для Жигулей лучше всего взять модельную серию 2100. Эта серия включала в себя 40 автомобилей (модельные номера от 2101 до 2164). Не мудрствуя лукаво, первый номер решили присвоить модели 2101. В этом присутствовала двоякая символика: с одной стороны, первые две цифры (21) означали своеобразный прорыв в XXI век; последние же (01) — в свою очередь — намекали на безусловное превосходство данной модели над всеми, созданными до настоящего времени.

К сожалению, ученые, увлекшись спорами вокруг названия нового автомобиля, забыли об одном важном обстоятельстве. Когда зашла речь об экспорте нашего первенца и, соответственно, о завоевании им мирового рынка, выяснилось, что название «Жигули» совершенно неприемлемо для тамошнего потребителя. Во-первых, само слово «Жигули» было крайне неудобопроизносимым для большинства иностранцев и, более того сильно смахивало на «жиголо». Во-вторых, оказалось что «Жигули» по-румынски значит «дураки».

«В такой ситуации, — вспоминает В.Дронов,— проще всего было бы все бросить и пойти работать куда-нибудь на АЗЛК. Но наши ребята и здесь не дали слабины. Сутками напролет мы спорили, дело, не скрою, доходило и до рукоприкладства. Однажды, осенней ночью1967 года двое наших инженеров, Баранников и Литман, не на шутку повздорили. Баранников, долго и безуспешно носившийся с идеей назвать автомобиль «Прима», в сердцах швырнул в Литмана обломком кульмана.Подойдя к Литману, я помог ему промокнуть чернильное пятно, расплывавшееся на его красивых польских брюках.
— Ну вы совсем с ума сошли! Взрослые ведь люди! — Я безуспешно потер пятно. И тут меня вдруг осенило: — Машину нужно назвать... женским именем, красивым женским именем!
— Фекла что ли,— усмехнулся Баранников.
— Сам ты Фекла,— Литман воспользовался возможностью ответить Баранникову.
— Василий Андреевич, мне кажется идея очень хорошая. Только вот красивых женских имен не так уж много.
— Да уж, не много...
— Мне нравится Вероника,— неожиданно пробурчал Баранников.
— Да нет, Вероника не подходит,— продолжал активизировавшийся Литман,— длинновато. Нужно что-то более компактное. Скажем, Света.
— Если твою девушку зовут Света, это еще не значит что так нужно называть народный автомобиль.
— Василий Андреевич! Вы же просили красивое женское имя. Света, что, получается, имя уродское?
— Ну зачем так категорично. Просто Паша, наверное, прав. Автомобиль «Света» — это не звучит.
— Вот именно не звучит! — Баранников был явно удовлетворен.
— Хорошо. Не звучит. А что звучит? Василий Андреевич, у вас есть свой вариант? — ехидно и даже с какой-то злобой спросил Литман.
— Представьте, есть,— тут я выдержал паузу,— машину следует назвать — «Лада».
— Как?
— «Лада». Старинное русское имя».

Однако вернемся к «Жигулям».

В том же 1962 году рождается и знаменитая формулировка, надолго определившая своеобразие «Жигулей», их принципиальное отличие от других отечественных и зарубежных марок: «Народный автомобиль — руками народа». Несмотря на протесты со стороны специалистов АПТ, руководство завода решило отказаться от проектных разработок профессионалов и привлечь к созданию машины широкие массы трудящихся. «Может быть,— справедливо рассуждали плановики и хозяйственники,— Проектный Трест и предложит неплохой автомобиль. Но эксплуатировать, проводить техническое обслуживание и ремонтировать его конструкторы точно не станут. Значит этим придется заняться простым рабочим и колхозникам. А приставить к каждому из них специалиста, который давал бы советы и разъяснял хитросплетения конструкции — просто невозможно. Таким образом, автомобиль должен быть настолько простым, чтобы его легко мог разобрать и собрать каждый (!)».

В соответствии с этой концепцией, от проектных разработок АПТ осталось лишь наименование модельной серии. Практически все узлы и агрегаты машины были сконструированы заново силами рабочих завода, добровольных помощников отрасли и армии безымянных изобретателей, присылавших на ВАЗ свои технические решения и предложения.

«Сверху» автостроителям был «спущен» только внешний вид машины. Согласно заводской легенде, один из замминистров легкой промышленности просто показал на совещании импортный автомобильный журнал1, и ткнул пальцем в красочное изображение итальянского «ФИАТа» с восхитительной брюнеткой на капоте: «Вот, что-нибудь типа этого!» Данное пожелание было воспринято буквально, фотография из журнала размножена, и белый четырехдверный седан лег в основу нового жигулевского дизайна.

Зато вот с «начинкой» повозиться пришлось немало. Не все получалось с первого раза. Некоторые узлы, особенно те, которые плохо вышли на фото или не были видны вовсе, разрабатывались «с нуля». В этом отношении показательна история так называемого «рулевого колеса».

Пойдя по, казалось бы, самому очевидному пути, разработчики (инженеры Лутовинов, Зотько, Кажокина и Вахрушев) сделали его аналогичным остальным четырем колесам. В случае повреждения одного из опорных колес последнее ставилось на место рулевого, а рулевое становилось опорным до ближайшей шиномонтажной мастерской. Однако такое колесо занимало слишком много места в салоне, его было неудобно держать, а протектор покрышки (особенно в зимнем — шипованном — варианте) ранил руки испытателей. В ходе кропотливых доработок и многочисленных модификаций колесо было уменьшено, а на покрышку стал надеваться сатиновый чехол. Но вскоре стало очевидно, что и этого мало. Спасительная идея, как всегда, пришла неожиданно.

Согласно воспоминаниям инженера-испытателя Рефата Гаязова, в тот памятный день — 14 октября — на полигоне шел проливной дождь, и машина плохо слушалась руля.

«После четырнадцати или пятнадцати кругов под ливнем, я решил остановиться и хлебнуть домашнего морса, термос с которым лежал у меня в багажнике. Признаться, в те годы в нашей группе все были большими поклонниками этого восхитительного клюквенного напитка, который готовила мать Сергея Волошина.
День выдался тяжелым. Проблема рулевого колеса не выходила из головы. Испытания показывали, что управлять таким автомобилем под силу далеко не каждому. В концепцию «народного автомобиля» это явно не укладывалось.
Я отстегнул ремни безопасности, вышел из машины, открыл багажник и... замер пораженный неожиданной мыслью как ударом грома.
Колесо надо было ПОЛОЖИТЬ В БАГАЖНИК!»

Именно предложение Гаязова, внесенное в отчет испытаний, и легло в основу последующих доработок. Рулевое колесо поместили в багажник и назвали запасным. На его место в салоне, напротив водителя, уже в ноябре установили облегченное пластмассовое кольцо небольшого диаметра, сразу же прозванное испытателями «баранкой». Термин «рулевое колесо» стал своеобразным архаизмом.

Новенькие «Жигули» у стен Московского Кремля. В салоне автомобиля прекрасно видна «баранка», а в багажнике — пятое колесо.

* * *

Встреча в Тольятти нового, 1963, года надолго запомнилась всем горожанам. В разгар праздника, сразу за выступлениями ответственных лиц (М.Кузнецов, О.Запалуева, В.Лахман) и артистов филармонии, на центральной площади появился небольшой кортеж из двух, новеньких машин-прототипов. Это были «Жигули».

Возникшая поначалу «паника» быстро сменилась всеобщим ликованием. Шофера головной машины, В.Панина буквально вытащили из-за «баранки» и понесли по площади. Стихийный митинг немного успокоился, когда на праздничную сцену поднялся директор ВАЗа У.С.Сотников.

— Товарищи! В новый год трудовой коллектив нашего завода входит с большой победой и гигантской ответственностью. На нашу, так сказать, долю выпало построить настоящий народный автомобиль, и мы его построили! — следующие фразы Сотникова утонули в море радостных криков, оваций и выстрелов хлопушек.

Только через несколько минут шум утих и стало слышно то, что продолжал говорить директор:

— ...партии и правительства. Но ведь этого мало! Нужно достроить машиносборочные цеха, узкоколейку, коммуникации и, наконец, установить и запустить конвейер. А то,— здесь голос Сотникова смягчился, и в его глазах мелькнула бесовская искорка,— так и будем всей страной ездить на двух автомобилях...
http://book.novikov.com/zhiguli.htm